Акгуль КАРАСАЕВА: «Адвокат – он почти священник»

Акгуль КАРАСАЕВА, судья межрайонного специализированного суда по уголовным делам, чье имя практически каждую неделю появляется в средствах массовой информации. Именно эта хрупкая женщина ведет самые тяжкие дела. Но до того, как стать судьей, Акгуль Исмагуловна 19 лет проработала адвокатом. - Акгуль Исмагуловна, у вас огромный опыт работы адвоката. А бывает ли, что на процессе вы замечаете, что адвокат не все вопросы задал или что-то пропустил? - Бывает. Но это и в отношении прокурора тоже бывает. Мы - судьи обвинение не поддерживаем, поэтому судья некоторые вопросы не может задать, поэтому иногда думаю, если бы обвинение задало вот такой вопрос, или я бы по-другому задала вопрос. Иногда бывает обидно, что адвокат не сделал вот так. Такое бывает. - Было ли за время вашей работы адвокатом такое, что вы отказывались защищать кого-нибудь из принципа? - Чтобы прямо из принципа нет, не было. В то время требования в адвокатуре были немного построже, чем сейчас. Например, мы обязательно должны были встретиться с подзащитным. К примеру, к нам обратились родственники, мы сразу не говорим что беремся, а говорим: "Давайте мы сначала сходим, поговорим с подзащитным, а уже потом решим". Нам нужно было поговорить с человеком, узнать его позицию, посмотреть материалы дела. Мы исходили из этого. Если подзащитный идет на контакт, то мы остаемся, если ни в какую, то "Извините, мы не сошлись в позициях". И я считаю, что это правильно. Если внутренне подзащитный не согласен с позицией своего адвоката, то у него останется обида, он будет чувствовать себя не защищенным. Вот этого внутреннего расхождения между подзащитным и адвокатом не должно быть никогда. Потом надо посещать людей. У нас это называлось "Наблюдательное производство", когда мы посещали подзащитного в следственном изоляторе до суда, до окончания следствия, до предъявления обвинения. Мы к каждому подзащитному по 7-10 раз ходили в следственный изолятор, чтобы до конца отработать позицию перед судом, а порой и перед последним словом. - Кто он - адвокат? - Адвокат - он как священник. Люди приходят к священнику исповедоваться, и ему - священнику - рассказывают то, что никогда не скажут даже родным. И он должен хранить эту тайну. Также и адвокат. Даже в законе прописано, что он не разглашает сведения. Что он считает тайной, он должен держать в себе. Но в любом случае позиция должна быть выработана, и должна быть связь. Внутренняя связь между адвокатом и подзащитным должна быть на идеальном уровне. Только тогда адвокат может сказать: "Да, я достойно исполнил обязанность, помог этому человеку". Обидно, но не все адвокаты у нас занимают эту позицию. Иногда бывает, что подсудимый не согласен полностью с обвинением, а адвокат занимает такую позицию, чтобы переквалифицировать на другую статью, чтобы смягчить наказание. Такого вообще не должно быть. Получается, что это некорректная позиция. - В ходе процесса замечаете разницу между защитниками, проработавшими в правоохранительной системе, и теми, кто такового опыта не имеет? - Да, это сразу чувствуется. Адвокаты, которые ранее работали следователями или оперативными работниками, они, конечно, хорошо знают эту кухню, очень хорошо знают, как идет расследование. Они часто заявляют ходатайства именно по процедуре расследования, потому что знают тонкости расследования дел. Они знают, как возбуждаются дела, какие там сроки, что выдерживается, все процедуры оформления. И в этом плане они выигрывают. Опыт есть опыт, и это никуда не денется. Тоже самое, если адвокат ранее работал в прокуратуре. Но есть, наверное, и сложность для самих адвокатов, в плане того, что сложно перестроиться, ведь раньше было обвинение, а сейчас нужно защищать. - Почему вы выбрали профессию юриста? - Я связываю это с тем, что у моего отца был друг - прокурор. Они очень близко общались, про него говорили, что он справедливый и честный человек. Еще в первом классе, когда у нас в школе спрашивали, кем мы хотим быть, когда вырастим, все дети отвечали: космонавтами, летчиками и врачами, я одна сказала: "Хочу быть прокурором". Сама я этого не помню, мне это потом мама рассказала. - А почему тогда ушли в судьи? - Это больше связано с семьей. Мой муж работал в следствии, работа у него была беспокойная. Я тоже постоянно в разъездах. В то время у нас было много командировок, потому что адвокатов было мало, и мы все время разъезжали по районам или даже другим областям. А у нас дети, и им нужно было уделять внимание, тем более в подростковом возрасте. Больше из-за этого, конечно, но и опробовать себя в другой стезе тоже интересно. - Не жалеете, что ушли из адвокатуры? - Нет, не жалею. Здесь я многое узнала. Конечно, здесь сложнее, особенно зная, что последнее слово за тобой остается. Говорят, что нельзя через себя все это пропускать, но как по-другому? Это тоже невозможно. Если не пропускать, то лучше вообще не работать юристом. - Вас называют жестким и справедливым судьей. Повлияло ли на это опыт адвоката? - Нет, не думаю. Это, скорее, пришло из дома, из семьи, это воспитание. Отношение и к работе, и к окружающим - это дали родители. Сейчас их нет в живых, но я им очень благодарна. Всем, чего я добилась в жизни, я обязана родителям. Потом, наверное, приходит и с годами. Хотя, возможно, какой-то отпечаток остался и от работы адвокатом. Я пониманию адвокатов. Прокурору поддерживать обвинение немного легче, есть собранные материалы, позиция обвинения. А адвокату сложнее, ведь он должен опровергнуть все, что собрано, а там же тоже не случайные люди работают, все доказательства закреплены. Найти среди всех этих документов и доказательств какие-то возможности для смягчения или даже оспаривания - это сложно. - А своим детям вы не говорили: "Никогда в жизни не становитесь юристами"? - Говорила, - смеется судья. - Знала, что это сложно, никогда не хотела, чтобы они шли по такому же пути. Тем не менее, мои дети также стали юристами, и им нравится. Наверное, все люди не хотят, чтобы дети шли по их пути, потому что знают тяжесть своей профессии.